«Дьулуруйар Ньургун Боотур» туһунан «Огонек» сурунаалга

«Саха» НКИХ архыыбыттан «Дьулуруйар Ньургун Боотур» олоҥхону нуучча поэта Владимир Державин тылбаастаан, 1975 с. туспа кинигэнэн тахсыбытын туһунан устууну бу күннэргэ «Телеграм» ханаалыгар таһаардылар.

Онтон билигин «Огонек» сурунаал 1976 сыл 28-с нүөмэригэр Антонина КОПТЯЕВА ыстатыйатын ааҕыҥ.

Какой гигантский край Якутия, суровая и прекрасная в первозданном величии!

Самых бывалых людей поразит она удивительной природой и богатством фауны, северным сиянием, колдовством белых ночей, богатырским размахом тундры и каменными гольцами в горном Алданском районе. Закружит хороводами на весенних праздниках, увлечет оленьими бегами зимой.

А теперь еще одна драгоценность Якутии потрясла нас: стал широко доступен благодаря переводу на русский язык якутский народный эпос — олонхо «Нюргун Боотур Стремительный». Эта книга — настоящий подвиг двух людей: основоположника якутской советской литературы поэта-революционера Платона Ойунского, воссоздавшего на основе народных сказаний текст этого олонхо, и талантливого русского поэта Владимира Державина, с изумительным мастерством переведшего на русский язык гигантское произведение устного народного творчества, донесенного до нашего времени из глуби веков феноменальной памятью сказителей — олонхосутов.

Олонхо имели разных героев, разные сюжеты; размеры их раньше исчислялись по времени исполнения, причем исполнялись они по ночам, когда скотоводы, охотники и рыбаки собирались к домашнему очагу или к огню костров. Такое большое олонхо, как «Нюргун Боотур Стремительный», сказывалось не меньше недели.

Читая его в переводе Державина, поражаешься богатству языка, обилию ярких деталей, красочности образов, живой динамике событий, глубине и разнообразию содержания, совершенству художественной формы. Интересны многочисленные описания природы, обычаев, одежды, всего быта древних якутов. Впечатляюще переданы картины поединков богатырей, и хотя встречаются традиционные былинные повторы, как запевы в отдельных частях эпоса, они всякий раз искрятся новыми оборотами и словами. То драматические, то комические ситуации, волшебные превращения богатырей-исполинов, действия верхних богов и разных духов земли, образы страшных колдуний подземного мира и прекрасных небесных шаманок, напряженность борьбы между злом и добром — все это увлекает читателя и потом долго живет в нем отголосками захватывающей музыки слова. Недаром Державин говорил: «Олонхо «Нюргун Боотур Стремительный» — как исполинская симфония. Все девять песен его сливаются в стройном звучании, потрясающем величавой мощью, кипением страстей, накалом борьбы богатырей Верхнего мира — гигантов из солнечного племени айыы — с одноглазыми циклопами, людоедами абаасы, населяющими Нижний мир».

Задача перед переводчиками стояла труднейшая, тем более что, как говорил Державин, «по своему сюжету и национальному колориту якутский эпос неповторимо самобытен. И звучание его стиха, оперенного внутренней рифмой, и образный строй несравнимы ни с одним эпосом мира».

Владимир Державин решился перевести его, может быть, потому, что он сам был неповторимо самобытен и как человек и как поэт редкостной одаренности. Это был истинно русский талант, необыкновенно скромный и трудолюбивый. Страстно влюбленный в литературу, он так самоотверженно отдавался делу художественного перевода, что даже не переиздал ни разу книжку собственных стихов, вышедшую в 1936 году. А стихи, причем отличные, он писал и позже.

Делая перевод, Державин стремился воссоздать всю красоту подлинника, соблюдая внешнее сходство и выявляя его эмоциональную глубину. Он говорил: «Художественный перевод не калька, не фотография, а многокрасочный портрет, написанный живой кистью художника. От художника требуется не только разительное сходство с оригиналом, но и раскрытие его духовного мира. То же требуется и от переводчика».

Он был изумительно хорош, когда, загораясь, говорил о переведенных им поэтах Востока: Навои, Фирдоуси, Руми, Хафизе, Джами, Саади, Омаре Хайяме. Среднего роста, худощавый, большелобый, с восторженно сияющими глазами, он легко, почти неслышно ходил по комнате, и мягкие, пушистые волосы светились над его бледным лицом. Бережно, как к чему-то живому, прикасался тонкими руками к обложкам переведенных им книг, а дарил их щедро, оделяя нас радостью общения с великими восточными классиками. Вдохновенно и мастерски он перевел на русский язык эпосы: армянский «Давид Сасунский», латышский «Лачплесис», эстонский «Калевипоэг», стихи Шевченко, Франко и грузинских классиков. Эрудицию настоящего ученого он соединял с самой кропотливой работой над словом и полной отрешенностью от жизненных удобств и покоя. Недаром Сергей Михалков в своем послесловии к олонхо «Нюргун Боотур Стремительный» называет работу Державина титанической.

Выдающийся узбекский драматург Камиль Яшен писал о В. В. Державине: «Как никто другой, он сумел своими переводами, сохраняя верность подлиннику, дать почувствовать русскому читателю аромат поэзии, рожденной на другом языке… Державин явился основоположником принципиально новой, советской школы художественного перевода поэзии Востока». Эти слова о Владимире Державине особенно дороги сейчас, когда он ушел из жизни, завершив свой последний шедевр, свою лебединую песню — перевод олонхо «Нюргун Боотур Стремительный».

За художественный перевод «Нюргуна Боотура Стремительного» поэт Владимир Державин удостоен Якутской республиканской премии имени П. А. Ойунского в области литературы и искусства 1976 года.

Нюргун Боотур — избранник богов — совершает подвиги, борясь за счастье людей. Его устремления, как и вся идея этого олонхо, проникнуты гуманностью: великий воин-богатырь не стремится к завоеванию чужих земель. Он благороден, честен, целомудрен в своем отношении к женщинам. Но становится страшным и грозным перед лицом смертельной опасности, перед которой никогда не отступает, несмотря на то, что бывают и у него минуты слабости и страха.

Верховным правителем мира в олонхо, как и в древней религии якутов, является Белый Великий господин Юрюнг Аар Тойон, который находится

На вершине трехъярусных

Светлых небес,

В обители полуденных лучей,

Где воздух ласково голубой,

Среди озера — никогда

Не видавшего ни стужи, ни льда,

На престоле, что вырублен целиком

Из молочно-белой скалы,

Нежным зноем дыша,

В сединах белых, как молоко…

… Говорят, восседает он…

Юрюнг Аар Тойон и его супруга, равная блеском ему, породили светлое племя айыы, живущих в улусах солнца. Но, кроме рода айыы, были еще верхние абаасы, порожденные чудовищем Улуу Тойон, и людоеды — абаасы, отец которых, с клыками, торчащими, как остроги, — Арсан Дуолай. И в незапамятные времена три враждебных рода богатырей:

Светлые исполины айыы

И враги их — верхние абаасы

И подземные абаасы,

Копьями на лету потрясая,

С воплем сшибались, дрались;

Рогатины всаживали друг в друга…

У брата владыки белых небес родился сын — богатырь Нюргун Боотур Стремительный. Едва появившись из чрева матери, он начал пронзительно кричать:

Эй вы, черные плуты,

Лукавые псы.

Навыворот мыслящие лжецы.

Объедалы, готовые мир сожрать,

Судьи и господа!..

… По вашему грозному я суду

Вброд, как по мелкой воде, пройду!

Растопчу я, вихрем смету

Племя верхних абаасы,

Раздавлю жилища и очаги

Нижних абаасы,

По ветру развею золой

Солнечный род айыы…

Очень уж разбогатели вы.

Вознеслись, обнаглели вы.

У пешего посох, у конного плеть

Вздумали отбирать?

Встревоженные и напуганные угрозами новорожденного богатыря предводители трех родов обратились к богам судьбы, чтобы они решили, как с ним быть. И те приказали шестерым небесным шаманкам, связав яростное дитя волшебным канатом, сбросить его в преисподнюю, где стоят три древние железные колыбели: в которую он упадет, та и определит его судьбу. И вот «бедное каменное дитя, рожденное на небесах, задыхаясь, плача, крича, покатилось в темный пролом…».

Страшная и фантастическая картина. Но в мрачной образности своей она достоверна. Так и все это олонхо, при его волшебных превращениях, необыкновенных, чудовищных преувеличениях — гиперболах, ощущается как бурлящий, искрометный поток жизни, и сказочной и реально волнующей то горячим сочувствием, то возмущением. Надо представить, как слушали это олонхо в осеннее и зимнее время в северном краю, где зимой солнце не показывается по нескольку месяцев, неграмотные якуты, считавшие себя потомками жителей солнечных улусов — людей айыы с поводьями за спиной. Солнечными поводьями якутов, коротавших черные полярные ночи, когда они слушали олонхосутов, были светлые стремления к справедливости и счастливой жизни.

Благородство, верность, храбрость и мужество добрых богатырей вполне соответствуют всей гуманной идее колоссального сказания. Прекрасно то, что мечта народа высказана в эпосе в увлекательной художественной форме.

Якутское олонхо можно перечитывать бесконечно, как бесконечно слушали его якуты в устном исполнении олонхосутов. И мы можем от души поздравить и якутских писателей и народ Якутии с выходом их Северной Одиссеи к мировому читателю, тем более что мечты о счастливой жизни на земле, выраженные в ней так страстно и ярко, теперь осуществились.

Антонина КОПТЯЕВА

ОГОНЁК №28 июль 1976